Д.ГуринаОднажды я умру. Эта мысль, очевидно, не нова. И каждому время от времени приходит в голову… Нынче трудно найти тему, настолько оригинальную, чтобы не встретить сотни статей и не услышать тысячи мнений, повторяющих то, о чём собираешься сказать. Однако, здесь я руководствуюсь вовсе не оригинальностью, а искренностью, что, на самом деле, намного интереснее. Стоит заметить, что людские переживания, когда они искренни, редко отличаются оригинальностью. Все мы чрезвычайно похожи. И в том нет ничего дурного.

Почему мысль о смерти посетила меня с таким чудовищным опозданием?  Большинство моих ровесников уже неоднократно обдумывали перспективу этого безрадостного события, и каждый принял какое-то решение относительно своего отношения к нему. А мне только сейчас пришла  в голову эта безжалостная мысль, вторгающаяся в сознание то посреди бела дня, то под покровом ночи, неизбежно и внезапно, то беспричинным беспокойством, дискомфортом, как будто забылось что-то важное, то волной непостижимого, всепоглощающего ужаса. И кажется, что бороться с этими вторжениями бесполезно.

Насколько бессмысленно всё, что мы делаем? Кто-то начнёт убеждать меня в существовании рая и ада, предложит обратиться к одному из бесчисленного множества вымышленных Богов, кто-то, уверовав в переселении душ и бессмертную энергию разума, поведает о прошлых и будущих жизнях… Кто-то просто махнёт рукой, мол, бесполезно думать о том, чего не можешь изменить. Но мысль ведь приходит в голову независимо от наших желаний. Не думаю, что велик процент людей, способных настолько контролировать свой разум, чтобы не допустить нежелательных мыслей. А посему возникает вопрос, стоит ли так стараться быть положительным персонажем? Факт остаётся фактом – мы умираем, наше тело перестаёт функционировать, с момента физической смерти мы больше ничего не скажем, не сделаем, не увидим.

Я всегда верила в то, что смысл жизни заключается лишь в получении от неё удовольствия. Максимум добродетели, которую я могу от себя требовать, – оказание помощи в получении удовольствия от жизни другим. Но так ли уж важно, насколько хорошей я останусь в глазах этих других. От скольких удовольствий мы отказываемся из боязни показаться кому-то недостаточно положительными, сколько собственных желаний мы задавливаем в себе ради соблюдения моральных норм и правил общественного порядка? Скольких впечатлений и открытий мы лишаем себя, чтобы не причинить боли близким? А ведь по большому счёту через некоторое количество лет, никому из нас наверняка неизвестное, всё это окажется совершенно неважным. Неужели после смерти чьё-то мнение будет иметь вес? И почувствовав её близость, задумаемся ли мы о том, что о нас скажут все эти люди, впереди у которых жизнь. Сомневаюсь… Вероятнее всего, задуматься придётся обо всех тех возможностях, которые были упущены, о желаниях и мечтах, воплотить которые уже не придётся. И чем меньше будет этот список, казалось бы, тем лучше.

Конечно, даже для обеспечения собственного благополучия приходится считаться с мнением многих людей. Из боязни одиночества, из необходимости существования в социальной среде. Каждому хочется быть любимым, нужным, понятым… И мы хвалим друг друга, делаем комплименты, рассказываем и выслушиваем, обнимаемся, держимся за руки, смешим и смеёмся, целуемся, занимаемся любовью, т.е. делаем всё возможное, дабы помочь друг другу провести отпущенное время в максимально позитивном ключе. Но окружая себя людьми, мы ограничиваем собственную свободу, ведь, как известно, абсолютная свобода возможна только в полном одиночестве. И даже отшельник вынужден ограничивать себя возможностями собственного тела, физической формы, необходимостью поддерживать собственную жизнь и не подвергать её очевидному риску.

Я очень люблю людей. Иногда эта любовь напоминает мне одержимость. Новые знакомства, встречи, общение… Человеческое лицо кажется мне самым потрясающим явлением природы, сколько бы бесподобных видов и чудес не предлагала зрителю наша удивительная планета. Будь я художником, непременно писала бы портреты. Но за неимением соответствующих навыков, приходится довольствоваться возможностями фотоаппарата, что в наш век бурного развития технологий становится всё проще. Одиночество необходимо каждому время от времени, но я нуждаюсь в нём разве что в моменты вдохновения, когда пишу музыку или стихи… И для того, чтобы вдохновение всё-таки приходило хотя бы изредка, мне неизменно нужны люди, много хороших и разных людей. Не столь важно, какие отношения связывают нас, куда важнее, насколько человек со мной искренен, о чём он думает, как говорит, какой у него голос, какой взгляд, что гнетёт его и что радует… Из тысячи незначительных подробностей складывается целая вселенная, о которой можно говорить бесконечно, которая рождает музыку, поэзию, которая способна дарить множество историй, сюжетов для творца любого ремесла. И все эти уникальные вселенные так тесно связаны между собой, так взаимозависимы, так пугающе недолговечны.

На протяжении всей своей жизни я привыкла оправдывать чужие ожидания. Родители, родственники, учителя, друзья… Для того, чтобы чувствовать себя счастливой, мне необходимы были их улыбки, похвала, их благополучие. И я старалась сделать максимальный вклад в становление этого благополучия, не осознавая до конца, ради чего или кого я это делаю. Отличная учёба, занятия музыкой, участие в школьных мероприятиях, выступления на бесчисленных концертах для ветеранов, песни о хорошем, стихи, посвящённые тем, кого особенно хотелось порадовать. Мир бесконечного счастья и всеобщего единения существовал вокруг меня большую часть моей сознательной жизни, во многом благодаря моим замечательным родителям и тем их друзьям, которые берегли во мне наивную и беспредельно доверчивую доброжелательность. И вот в эту безупречную сказку, в этот на много лет вперёд продуманный стройный план вторглась эта странная и чуждая доселе мысль… Стоит ли так стараться? Да, безусловно, образ порядочной, покладистой, высокоморальной женщины, стремящейся хранить тепло домашнего очага и благополучие своих близких, вероятнее всего, обеспечит мне светлое и безмятежное будущее, если не брать в расчет возможность непредвиденных коллизий, от которых никто не застрахован. Но от скольких сомнительных и рискованных поступков мне придётся себя удержать? Насколько хватит моего терпения, моей веры в правильность выбранного пути? И не сломит ли меня однажды этот разрывающий разум ужас перед лицом предстоящей смерти…?

Помню, в своё восемнадцатилетние я решилась на прыжок с парашютом. Взяла верх над разумной трусостью давняя мечта хоть на мгновение приобщиться к безмятежной свободе крылатых, прочувствовать прелесть падения в бездну, увидеть землю, последствиями человеческой деятельности разделённую на множество секторов причудливой формы, прикоснуться к белоснежному туману облаков, и, наконец, получить внушительную дозу адреналина. Разумеется, я выбрала прыжок с максимально разрешённой новичкам высоты, с инструктором, ибо без него разрешалось прыгать всего лишь с 900 метров, что показалось мне недостаточным. Мы поднялись на четыре километра над землёй и значительную часть этого расстояния просто падали. Минута свободного падения… И только потом мощный толчок раскрывшегося парашюта. Невозможно описать словами всё то, что я пережила за эту минуту и за время после, когда инструктор дал мне в руки стропы для управления. Не стану даже пытаться. О таких ощущениях сложно написать в прозе, да и в стихах или музыке такое не отразишь, слишком сложно это сформулировать. Чувство скорее, нежели мысль, то самое, которое так любят описывать выражениями на подобии «вся жизнь перед глазами», едва ли похоже на пробежавшие перед глазами события. В таком состоянии не видишь никаких событий, не успеваешь сформировать каких-то конкретных мыслей… Это похоже на безвольный шок, созерцательное бездействие, как будто ветер, звенящий в ушах, выдул из головы все мысли. Но к чему я всё это…? Перед прыжком меня попросили подписать бумагу, в которой говорилось о том, что ни я, ни мои близкие не имеют претензий к данной организации в случае, если парашют не раскроется. То есть, если мы с инструктором разобьёмся, погибнем… Подразумевается, что такое возможно. Независимо от того, насколько умело и правильно был сложен парашют, несмотря на наличие запаски такая возможность всё равно остаётся. И любой парашютист идёт на риск каждый раз, каждый прыжок грозит ему возможной смертью, ибо надежда выжить после падения с высоты в четыре километра сомнительна. Тогда, в мои восемнадцать, мама ждала меня внизу, на земле, и ей было чертовски страшно. А мне не было, совершенно не было страшно за свою жизнь. Меня пугал прыжок, полёт, весь этот процесс… Всё, что угодно, кроме смерти! Тогда мысль о ней не пришла мне в голову. Странно… Решилась ли бы я сейчас прыгнуть снова? Не могу сказать. Если только знать наверняка, что всё закончится благополучно, и не подписывать подобных бумаг…

Окружающие меня люди в большинстве своём выглядят вполне счастливыми. Они ходят на работу, учатся, ездят в отпуск, едят, ходят в кино или на выставки, в клубы, друг к другу в гости, большую часть времени проводя в одних и тех же местах, видят одни и те же лица каждый день. У многих из них есть планы, у большинства – далеко идущие, многолетние. У кого-то в голове уже выстроен весь жизненный путь со всеми возможными отклонениями от намеченного курса. А мне в последнее время кажется, что весь мой план внезапно порушился, стал мне самой казаться обмельчавшим, скучным, до боли банальным и навязанным мне кем-то другим. Мне стало казаться, что в этих бесконечно повторяющихся, похожих друг на друга днях чего-то не хватает… И мне всё время страшно. Этот страх хочется забить кучей активных действий, неотложных дел и максимально ярких событий, пусть даже за всем этим не стоит никакой глобальной цели. У меня её, пожалуй, вообще нет. Ни цели, ни планов… Есть лишь отчаянное желание жить. И неизменная любовь к людям. Любовь переполняет меня и заглушает этот гнетущий страх. Любовь, не привязанная к кому-то конкретному, переходящая, меняющаяся ежечасно, всеобъемлющая, но всё-таки любовь. Может быть, даже к самой себе… Очень хочется ощутить себя свободной. И иметь возможность сделать любой шаг, любой, в любую сторону, самый непредсказуемый шаг, иметь возможность сделать его, не причинив боли близким, не ранив чьих-то чувств, возможность, которая невозможна.

Март 2012 г.
Д. Гурина